Судебная практика и правовые новости

Прочитал развернутое мнение А. Муранова еще до нового 2015 года, но... Cамобытный стиль авторского повествования трудно с чем-то сравнить и перепутать... Вести дискуссию в таком ракурсе настолько непросто, насколько неестественно. Формат блога этого явно не позволяет. Видимо, текст создан для самовыражения и без особого желания получить какую-либо обратную связь, которая, конечно, возможна, но только в виде двухстороннего диалога... В ответ автору можно предложить своего рода рецензию его труда, чтобы попытаться охватить как общие, так и наиболее принципиальные моменты повествования.

Полагаю, что время для глубокого осмысления части вопросов еще не пришло по вполне объективным причинам… Заметно, что автор его сознательно торопит, в чем безусловная ценность проведенного исследования. В какой мере это правовой анализ позиции Конституционного Суда РФ, решать каждому самостоятельно. Для меня это скорее психолого-экономическое исследование отечественной традиции третейского разбирательства с попутным обращением внимания на всевозможные неточности... Акцентированное авторское внимание на либерализме, консерватизме или тоталитаризме регулирования третейского разбирательства уводит в сторону от понимания правовой природы третейского разбирательства, сродни идеологической подоплеке, вряд ли уместной в предполагаемой правовой объективности, к которой, на мой взгляд, следует стремиться.

Почему редакция журнала «Третейский суд» по-хорошему гордится постановлениями КС РФ? Ответ достаточно прост: ведь то, что подвергает критике Александр Игоревич, по существу единственное, на что можно ориентироваться в современной отечественной правовой традиции с точки зрения обоснования и осмысления уникальной правовой природы третейского разбирательства! Так глубоко в правовую природу третейского разбирательства не погружалась ни одна из существующих и существовавших ветвей судебной системы, а необходимость в этом весьма существенна, особенно в ракурсе идущей третий год третейской реформы.

В чем-то можно согласиться с автором, в чем-то поспорить... Но самое парадоксальное то, что и автор не всегда стремится вывести свои обобщения на уровень соотношения собственных выводов с правовой природой третейского разбирательства. Пускай даже в собственной трактовке, но ее невозможно уловить по ходу повествования, хотя автор и поднимает ряд очень принципиальных, если не сказать ключевых, вопросов.

Во-первых, следует разделить скепсис автора в отношении наделения третейских судов публичными функциями... Их с точки зрения правовой природы третейского разбирательства попросту быть не может. А теория делегирования соответствующих полномочий не раз подвергалась обоснованной критике в правовой литературе. Основной аргумент состоит в наделении компетенцией и полномочиями состава третейского суда, основанными на взаимном волеизъявлении сторон третейского разбирательства, выраженном в третейском соглашении. На мой взгляд, можно говорить лишь о возможном публичном эффекте решения третейского суда, определяемых его отдельными свойствами. Публичная значимость проявляется, например, в таких качествах третейского решения, как исключительность, исполнимость и обязательность (частично…). Отрицать существование определенных правовых последствий публичного характера от деятельности третейских судов по разрешению конкретного спора вряд ли возможно, однако это не повод для обоснования их огосударствления по логике автора. Кроме того, важно отметить, что эффекты "публицизации третейского разбирательства" возникают не перманентно, а лишь по прямому указанию закона, да и реализуются они в сферах, отличных от правовой природы третейского разбирательства! Таким образом, никакого делегирования публично-значимых функций третейским судам не происходит, никаких видимых или «подводных» мин, заложенных под правовую природу третейского разбирательства, обнаружить также не получится, в отличие от действительных намерений разработчиков законопроектов по третейской реформе...

Второе принципиальное, с точки зрения понимания правовой природы третейского разбирательства, утверждение автора — о неверной трактовке КС РФ соотношения третейского разбирательства и судебной защиты прав в их «системной связи» с п. 1 ст. 11 ГК РФ. Автор увидел в этом еще одну мину замедленного действия, заложенную под третейское разбирательство. Насколько актуально это мнение?

Как видно из текста постановлений, КС РФ и не отрицает наличие функции защиты прав при обращении к третейскому разбирательству за разрешением спора, уточняя, называет третейское разбирательство альтернативной формой защиты прав. Однако автору этого явно не достаточно и он вопрошает: "То, что называют судом (третейским — Г. С.), не осуществляет судебную защиту прав?". Тем самым, нам предлагается стать терминологическими заложниками без какого-либо обоснования правовой природы третейского разбирательства. Или, говоря по-другому, рассматривать третейские суды в одной плоскости с государственными судами, не замечая между ними существенных различий. А если бы КС РФ применил формулировку «арбитражная форма защиты прав», например, в отношении института международного коммерческого арбитража, это также было бы поставлено автором под сомнение?!

Полагаю, «разминировать» тут нечего. А вот подчеркивание КС РФ уникальности процессуальной формы третейского разбирательства и связанных особенностей реализации права на судебную защиту дорогого стоит, особенно с точки зрения понимания уникальной правовой природы третейского разбирательства, чего, к сожалению, не стремится замечать автор, разбирая по косточкам каждую формулировку постановления КС РФ... Представляется, что подход КС РФ, позволяющий постичь базовые отличия третейского разбирательства от судопроизводства в государственных судах, абсолютно верный, а сделать это без собственного понятийного аппарата и самостоятельной терминологии в области АРС вряд ли удастся в принципе. Следует также отметить, что четко сформулированного понятийного аппарата не только третейского разбирательства, но и альтернативного разрешения споров в целом в отечественной правовой доктрине и законодательстве попросту не существует. Поэтому эти «проблемы роста» не могут считаться существенными в свете рассматриваемого постановления КС РФ.

Не хочет заметить автор и специфику принципов третейского разбирательства, на которые справедливо обращает внимание КС РФ. А вот упоминание автором доктрины справедливого правосудия в контексте третейского разбирательства, действительно, вряд ли уместно...

Что касается реализации права за защиту в третейском разбирательстве, оно, по нашем мнению, очень специфично и достигается благодаря реализации, в случае необходимости (отсутствия добровольного исполнения решения третейского суда), сложного состава правозащитной функции, состоящего из двух частей: 1) действий третейского суда по разрешению спора и вынесению третейского решения; 2) действий компетентного государственного суда и вынесения им определения о выдаче исполнительного листа на третейское решение. Таким образом, защита прав (в случае третейского разбирательства) может иметь комплексный характер…

Теперь немного о самом главном.

1. Анализируя основной проблемный тезис, автор, непонятно почему, переворачивает акценты. Как известно, ВАС РФ ввел принцип объективной беспристрастности в отношении третейского института (!), что и вызвало резкую критику со стороны третейского сообщества. Однако автор, видимо ретушируя это, говорит об объективной беспристрастности третейских судей, т. е. критикует позицию КС РФ в несколько другом ракурсе.
2. Автор считает, что ВАС РФ установил четкий критерий в сформулированном им принципе. Однако существование принципа, наличие или отсутствие которого не нуждается в каком-либо установлении, вряд ли возможно назвать четким. Скорее наоборот, введена абстракция максимально возможной степени, и этого трудно не заметить. Достаточно одного подозрения, чтобы разрушить деятельность по сути любого арбитражного института. Вместо опровержимой презумпции добросовестности ВАС РФ предложил культивировать недоверие (подозрительность), не требующую никаких доказательств и дающую право злоупотреблять своими процессуальными правами недобросовестной стороне. На практике, как мы знаем, выводы ВАС РФ уже имели впечатляющие негативные последствия и не только для корпоративных третейских судов, но и для центров третейского разбирательства, созданных при объединениях, включая торгово-промышленные палаты… Не случайно ведущие объединения предпринимателей страны выступили с резкой критикой нововведения ВАС РФ.
3. С мнением о необходимости введения абстрактной конструкции объективной беспристрастности третейского суда, не подлежащей доказыванию в конкретном деле, в ответ на затруднительность доказывания беспристрастности третейского судьи трудно согласиться. Такой подход демонстрирует недоверие к деятельности профессиональных судей, чего не должно быть по определению. О чем, кстати, можно найти упоминания и в приведенных автором ссылках на решения Европейского Суда по правам человека, содержащихся в выражениях: «пока не доказано иное» и «поддающиеся проверке». Не менее важно и то, что ВАС РФ достаточно давно причислил принцип объективной беспристрастности третейского суда к числу так называемых основополагающих принципов российского права, что позволяет вообще не принимать во внимание мнение сторон по данному вопросу, поскольку государственный суд должен рассмотреть данный вопрос exofficio. Тем самым, проблема свободы усмотрения государственного суда стояла куда более серьезно до принятия Постановления КС РФ!
4. Ссылка на конкретно-исторический этап развития третейского разбирательства в России, на который обращает внимание автор, также не дает никаких оснований для введения бездоказательного и безразборного подхода, позволяющего игнорировать не только международные (IBA Guidelines on Conflicts of Interest in International Arbitration), но и отечественные наработки (Правила о беспристрастности и независимости третейских судей (утв. Приказом ТПП РФ от 27 августа 2010 года № 39), содержащие четкие ориентиры в определении беспристрастности третейский судей, в том числе учитывающих специфику отечественных условий (!), и призванные в значительной степени облегчить работу государственным судам...
5. Вряд ли можно поддержать мнения Александра Игоревича о содействии ВАС РФ стабильности гражданского оборота, о разумности и уместности перестраховки ВАС РФ с опорой на введенную им искусственную конструкцию, приводящую к ограничению возможностей отечественного третейского разбирательства. А тезис из басни «Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать!» все же не совсем уместен, точнее тут привести цитату из русской народной сказки: «Битый небитого везет!», когда недобросовестной стороне позволяют продолжить свои «подвиги» и в «процессуальной плоскости»…

Интересно, что автор по ходу изложения делает большое число оговорок, в том числе и наиболее принципиальную, говорящую о том, что он не считает позицию КС РФ в рассматриваемых аспектах неправильной, а мнение ВАС РФ — возможным в конкретно-исторических условиях, которое он и принимает как данность.

Кроме того, думаю, нет оснований для высказанного автором оптимизма по реализации в ходе третейской реформы положений, противоречащих тексту и смыслу постановления КС РФ № 30-П.

В заключение хочется кратко заметить, что тотемы и табу применительно к области третейского разбирательства уже давно сформулированы, причем для любой из групп так или иначе связанных с третейским разбирательством. А изложены они в базовых принципах третейского разбирательства, которые не подлежат трансформации, пусть даже привязанной к конкретно-историческим условиям.

P. S. В конце прошло года достояние общественности стало определение КС РФ. Определением Конституционного Суда Российской Федерации от 9 декабря 2014 года № 2750 подтверждена правовая позиция, сводящая на нет принцип объективной беспристрастности третейского суда (в аспекте третейского института): компетентным государственным судам нельзя рассматривать решение третейского суда сквозь призму объективной беспристрастности третейского института. Исследование беспристрастности возможно исключительно в отношении состава третейского суда, участвовавшего в рассмотрении конкретного спора. КС РФ еще раз сослался на единственно возможный, с точки зрения правовой природы третейского разбирательства, подход, ранее выраженный в Постановлении КС РФ от 18.11.2014 г. № 30-П, показав, что данный вывод распространяется фактически на любую организационно-правовую форму юридического лица, при которой создан постоянно действующий третейский суд. Сама организационно-правовая форма юридического лица, при которой может быть создан третейский суд, может быть исследована в том же аспекте: определения объективной беспристрастности именно состава третейского суда. Данное определение КС РФ имеет принципиальное значение как для правоприменительной практики третейских (особенно корпоративных третейских судов) и государственных судов, так и для третейской реформы. По крайней мере, из законопроектов по третейской реформе должны быть изъяты те новеллы, которые входят в очевидное противоречие с правовыми позициями Конституционного Суда РФ.

Можно прогнозировать, что Александр Игоревич не оставит без внимания и эту позицию КС РФ, что позволит нам продолжить исследование уникальной правовой природы третейского разбирательства.